День  1. Москва, Центральная Россия.

Жена генерала

Мой муж был военным летчиком. У него была непростая жизнь, а так как я ее разделяла, моя жизнь тоже была сложной. Мы прожили вместе 45 лет. Мы жили в Грузии, Азербайджане, России и Узбекистане.

Он с детства мечтал стать пилотом. Когда Чкалов совершил беспосадочный перелет из Москвы в Ванкувер в 1937 году, все мальчики хотели стать летчиками, и он тоже поступил в харьковскую летную школу.

Мы познакомились, когда мне было 17 лет. Он приехал в военный отпуск к нам на Украину в деревню.  Он был такой единственный – летчик, петух весь в парадной форме с кортиком, фуражка… Глаз не отвести, везде в деревне ему почет и уважение. 

Меня пригласил на танцы его брат Борис. Мы с ним протанцевали один танец, и мой будущий муж подходит и говорит, «Боря, отдохни немножко, я с твоей девушкой потанцую». Весь вечер мы с ним танцевали, и он пошел меня провожать. Это было 9 мая, а 24го мая мы уже зарегистрировались. Все было как в тумане.

Сначала наше заявление не хотели принимать, потому что мне не было 18, сказали, пусть мама приходит, но муж надавил на кого-то, и нас расписали.

Я ничего не знала про семейную жизнь, была абсолютно темная в сексе.  В Советском Союзе действительно не было секса, все было так завуалировано, что дети ничего не знали. Когда я выходила замуж, я думала, что в близость вступают один раз, чтобы сделать ребенка. Иногда в деревне девочки говорили друг другу, «В твоей семье трое детей, у тебя папа с мамой аж три раза это делали».

В деревне мы могли что-то понять только по животным. Вот у коровы случилось один раз с быком, потом дети наблюдают рождение теленка. Поэтому я думала, что мы несколько лет подождем с мужем – поживем как брат с сестрой.

Когда мы легли спать, он ко мне полез. Это был кошмар, он боялся, что я начну кричать. У него тоже не было сексуального опыта. Две ночи мы ночевали, ничего в итоге не было, а потом его отпуск закончился, и он уехал обратно в Азербайджан.

Когда он прибыл на место службы и доложил командиру полка о том, что женился в отпуске, они матерились по-страшному, «Твою мать, ты что ребенка 17 лет сюда притащишь. Это Азербайджан, степь, условия ужасные, ничего нет. Что с твоей башкой.»

А у них до этого один женился на москвичке, она приехала, посмотрела на все это и через два дня убежала. Поэтому, когда я приехала, за нами наблюдал весь полк, всем было интересно, что же из этого получится. А меня это не пугало. Правда, я забеременела быстро. И родила старшего сына. С едой было плохо, ели одни консервы, и молоко пропало. Договорились с азербайджанкой, она приносила нам буйволиное молоко.

Азербайджан на тот момент был дичайшей страной. Невозможно было появиться в городе, за тобой сразу же толпа мужчин. Поэтому даже на рынок за фруктами выходили с солдатом с автоматом.

Пилоты – особая каста людей. Мы похоронили много людей за нашу жизнь. Когда мы смотрели его выпускную академическую фотографию, каждый третий разбился, погиб. Это было привычным делом – вчера погиб товарищ, сегодня похоронили, а завтра – полеты. Перед тем, как муж отправлялся в отпуск, он специально должен быть слетать в зону, чтобы накувыркаться в небе так, чтобы в отпуске, за месяц без штурвала, ему хватило.

Когда мы переехали в Германию в 1960ом году, мне безумно было интересно посмотреть, как живут западники. Мы с подругой рванули в Берлин, когда знали, что будут ночные полеты и что мужья вернутся уже за полночь. Она знала немецкий, мы были красивые, продвинутые, и нас нельзя было отличить от немок. Если бы об этом узнали тогда, в следующие 24 часа ты бы уехал обратно в Советский Союз.

Западный Берлин поразил нас совершенно. Мы бродили по городу, сели в ресторан. Вдруг приносит нам официант два бокала вина. Мы не заказывали вино. Он нам показывает – за столиком, дескать, сидят мужчины. Мы думаем – что же нам делать? Если выпьем – они подумают, что контакт налажен, а если не выпьем – может, мы их обидим? Стоит это вино – что делать? Мы поели быстро, рассчитались, выпили залпом вино и убежали.

Два раза мы с мужем чуть не разошлись. Первый случай связан с моим сыном. Это были восьмидесятые годы, когда в армии не хватало новобранцев из-за демографической ямы после войны. Начали призывать и с вузов, много призывников выпускали из тюрем служить. Мой сын закончил первый курс в университете, и тогда моему мужу, который занимал большую должность, ничего не стоило отмазать сына от армии. Но он был патриотом, сказал, пусть идет служить.

В первый день армии с моего сына сняли кроссовки, куртку, его всего раздели, забрали бритвы, мыльные принадлежности. Была ужасная дедовщина. Я тогда очень постарела, и с мужем у нас дошло тогда чуть ли не до развода.

Второй случай был, когда у моего мужа были проблемы с давлением, и его списали с летной работы. Я была так счастлива, что не могла скрыть этого. Не нужно было его ждать, каждый раз сердце замирало, когда во время ночных полетов вдруг затихал гул. А муж за это ненавидел меня. Это был самый трудный период в нашей жизни, но он меня очень любил и со временем все прошло.

Моего мужа нет вот уже как двадцать лет. Я практически не помню год его смерти, он у меня выпал из жизни. Он никогда не болел, а тут у него нашли рак. Он болел семь месяцев, и я была с ним наедине день и ночь. Уже потом, когда он ушел, сын сказал, что они боялись, что я уйду за ним.

В своей жизни я не хотела бы поменять ни одного дня, хотя были очень тяжелые моменты.  По сравнению с мужем для меня на первом месте были дети. Он и воспитал их с той установкой, что мама – женщина, она самая главная. Дети до сих пор ко мне так относятся.

Я своего мужа любила и уважала, но не так, как он меня. Он меня боготворил. Говорят, что в семье один обязательно любит, а второй позволяет себя любить. Вот я позволяла себя любить.